Неточные совпадения
Некоторые отделы этой
книги и введение были печатаемы в повременных изданиях, и другие части были читаны Сергеем Ивановичем людям своего круга, так что мысли этого сочинения не могли быть уже совершенной новостью для публики; но всё-таки Сергей Иванович ожидал, что
книга его появлением своим должна будет произвести
серьезное впечатление на общество и если не переворот в науке, то во всяком случае сильное волнение в ученом мире.
— Для
серьезной оценки этой
книги нужно, разумеется, прочитать всю ее, — медленно начал он, следя за узорами дыма папиросы и с трудом думая о том, что говорит. — Мне кажется — она более полемична, чем следовало бы. Ее идеи требуют… философского спокойствия. И не таких острых формулировок… Автор…
Дома на него набросилась Варвара, ее любопытство было разогрето до кипения, до ярости, она перелистывала Самгина, как новую
книгу, стремясь отыскать в ней самую интересную, поражающую страницу, и легко уговорила его рассказать в этот же вечер ее знакомым все, что он видел. Он и сам хотел этого, находя, что ему необходимо разгрузить себя и что полезно будет устроить нечто вроде репетиции
серьезного доклада.
А чтение, а ученье — вечное питание мысли, ее бесконечное развитие! Ольга ревновала к каждой не показанной ей
книге, журнальной статье, не шутя сердилась или оскорблялась, когда он не заблагорассудит показать ей что-нибудь, по его мнению, слишком
серьезное, скучное, непонятное ей, называла это педантизмом, пошлостью, отсталостью, бранила его «старым немецким париком». Между ними по этому поводу происходили живые, раздражительные сцены.
—
Серьезное? — повторила она, и лицо у ней вдруг серьезно сморщилось немного. — Да, вон у меня из ваших
книг остались некоторые, да я их не могу одолеть…
Двойник, по крайней мере по одной медицинской
книге одного эксперта, которую я потом нарочно прочел, двойник — это есть не что иное, как первая ступень некоторого
серьезного уже расстройства души, которое может повести к довольно худому концу.
Зося сделалась необыкновенно внимательна в последнее время к Надежде Васильевне и часто заезжала навестить ее, поболтать или увезти вместе с собой кататься. Такое внимание к подруге было тоже новостью, и доктор не мог не заметить, что во многом Зося старается копировать Надежду Васильевну, особенно в обстановке своей комнаты, которую теперь загромоздила
книгами, гравюрами
серьезного содержания и совершенно новой мебелью, очень скромной и тоже «
серьезной».
Чтобы попасть в тон нового настроения, которое овладело Зосей, Половодов в свободное время почитывал
серьезные статейки в журналах и даже заглядывал в ученые
книги.
Его кабинет был увешан портретами всех революционных знаменитостей, от Гемпдена и Бальи до Фиески и Арман Кареля. Целая библиотека запрещенных
книг находилась под этим революционным иконостасом. Скелет, несколько набитых птиц, сушеных амфибий и моченых внутренностей — набрасывали
серьезный колорит думы и созерцания на слишком горячительный характер кабинета.
Но еще большее почтение питал он к киевскому студенту Брониславу Янковскому. Отец его недавно поселился в Гарном Луге, арендуя соседние земли. Это был человек старого закала, отличный хозяин, очень авторитетный в семье. Студент с ним не особенно ладил и больше тяготел к семье капитана. Каждый день чуть не с утра, в очках, с
книгой и зонтиком подмышкой, он приходил к нам и оставался до вечера,
серьезный, сосредоточенный, молчаливый. Оживлялся он только во время споров.
Брат сначала огорчился, по затем перестал выстукивать стопы и принялся за
серьезное чтение: Сеченов, Молешотт, Шлоссер, Льюис, Добролюбов, Бокль и Дарвин. Читал он опять с увлечением, делал большие выписки и порой, как когда-то отец, кидал мне мимоходом какую-нибудь поразившую его мысль, характерный афоризм, меткое двустишие, еще, так сказать, теплые, только что выхваченные из новой
книги. Материал для этого чтения он получал теперь из баталионной библиотеки, в которой была вся передовая литература.
Раз оставив свой обычный слегка насмешливый тон, Максим, очевидно, был расположен говорить серьезно. А для
серьезного разговора на эту тему теперь уже не оставалось времени… Коляска подъехала к воротам монастыря, и студент, наклонясь, придержал за повод лошадь Петра, на лице которого, как в открытой
книге, виднелось глубокое волнение.
Книга, очевидно,
серьезная, и специалисты уверяют, что с чрезвычайным знанием дела написана.
Выбор недовольных всегда падает на
книги протестующие, и чем сдержаннее, чем темнее выражается протест, тем он кажется
серьезнее и даже справедливее.
Я часто бегал к нему в аптеку за содой и магнезией для взрослых, которые постоянно страдали «изжогой», за бобковой мазью и слабительными для младенцев. Краткие поучения провизора внушали мне все более
серьезное отношение к
книгам, и незаметно они стали необходимыми для меня, как пьянице водка.
«Стрельцы», «Юрий Милославский», «Таинственный монах», «Япанча, татарский наездник» и подобные
книги нравились мне больше — от них что-то оставалось; но еще более меня увлекали жития святых — здесь было что-то
серьезное, чему верилось и что порою глубоко волновало. Все великомученики почему-то напоминали мне Хорошее Дело, великомученицы — бабушку, а преподобные — деда, в его хорошие часы.
Володин подошел к нему с
серьезным и понимающим лицом и осторожно принимал
книги, которые передавал ему Передонов. Себе взял Передонов пачку
книг поменьше, Володину дал побольше и пошел в залу, а Володин за ним.
— Это —
книги скучные,
серьёзные, и вам, девочке, не нужны они.
Матвею нравилось сидеть в кухне за большим, чисто выскобленным столом; на одном конце стола Ключарев с татарином играли в шашки, — от них веяло чем-то интересным и
серьёзным, на другом солдат раскладывал свою
книгу, новые большие счёты, подводя итоги работе недели; тут же сидела Наталья с шитьём в руках, она стала менее вертлявой, и в зелёных глазах её появилась добрая забота о чём-то.
— Ну, нет, еще моя песня не спета! Впитала кое-что грудь моя, и — я свистну, как бич! Погоди, брошу газету, примусь за
серьезное дело и напишу одну маленькую
книгу… Я назову ее — «Отходная»: есть такая молитва — ее читают над умирающими. И это общество, проклятое проклятием внутреннего бессилия, перед тем, как издохнуть ему, примет мою
книгу как мускус.
Он доживал свой век одиноко, разъезжал по соседям, которых бранил за глаза и даже в глаза и которые принимали его с каким-то напряженным полухохотом, хотя
серьезного страха он им не внушал, — и никогда
книги в руки не брал.
Ежели рассматривать сатиру екатерининского времени как нечто самобытное и
серьезное и не обращать внимания на факты, противоречащие такому взгляду, то нельзя не удивляться ее силе и смелости, нельзя не прийти в восхищение и не подумать, что такая сатира должна была произвести благотворнейшие результаты для всей России. До таких именно убеждений и дошел г. Афанасьев, как видно из первых слов его
книги.
Выслушав и выстукав пациента, доктор присел на угол письменного стола, положив ногу на ногу и обхватив руками острые колени. Его птичье, выдавшееся вперед лицо, широкое в скулах и острое к подбородку, стало
серьезным, почти строгим. Подумав с минуту, он заговорил, глядя мимо плеча Арбузова на шкап с
книгами...
Бог его знает, заговорил ли в нем книжный разум, или сказалась неодолимая привычка к объективности, которая так часто мешает людям жить, но только восторги и страдание Веры казались ему приторными, несерьезными, и в то же время чувство возмущалось в нем и шептало, что всё, что он видит и слышит теперь, с точки зрения природы и личного счастья,
серьезнее всяких статистик,
книг, истин…
Пришлось отложить в сторону большие, «
серьезные» руководства и взяться за
книги вроде «Ухода за больными» Бильрота — учебника, предназначенного для сестер милосердия.
Серьезная Додо извлекла из своего стола толстую
книгу с изображением индейцев на обложке и погрузилась в чтение.
Но эта
книга (в своем роде единственная в литературе педагогической драматургии давала мне толчок к более
серьезному знакомству с литературой предмета на разных языках.
И главное было: я убедился, что уже могу читать
серьезные, умные
книги.
Нет больше веселой болтовни на диване, нет и
серьезных рассуждений и споров с друзьями по поводу той или другой
книги или статьи.
Она сидела, грациозно склонившись над
книгой. Ее прекрасно сложенную фигуру облегало платье из легкой светло-голубой летней материи, миниатюрные ножки выглядывали из-под него, полуопущенные глаза оттенялись длинными темными ресницами.
Серьезное выражение прелестного личика дышало наивностью и свежестью.
Он составлял себе, как говорил,
серьезную библиотеку и зa правило поставлял прочитывать все те
книги, которые он покупал.
— Слушай, — сказал раз Валя своей тете, отрываясь от
книги. — Слушай, — повторил он с своей обычной
серьезной основательностью и взглядом, смотревшим прямо в глаза тому, с кем он говорил, — я тебя буду называть мамой, а не тетей. Ты говоришь глупости, что та женщина — мама. Ты мама, а она нет.
— Про Бову-королевича, — сообщил Валя с
серьезным достоинством и с очевидным чувством уважения к большой
книге.
После семейного совета, на котором решено было, что Вале следует меньше читать и чаще видеться с другими детьми, к нему начали привозить мальчиков и девочек. Но Валя сразу не полюбил этих глупых детей, шумных, крикливых, неприличных. Они ломали цветы, рвали
книги, прыгали по стульям и дрались, точно выпущенные из клетки маленькие обезьянки; а он,
серьезный и задумчивый, смотрел на них с неприятным изумлением, шел к Настасье Филипповне и говорил...